Смысл слова «юнкор» мне неизвестен. Возможно, это случайный набор букв, рожденный хаотичным сознанием ГлаВреда. Но так как это наименее обидное из всех слов, которым меня называют в редакции, я решил отзываться именно на него.

Первое интервью мне давал мой дедушка. Он сажал меня на колени и рассказывал в деталях, как он бил фашистов, как фашисты били его, как он поднимался и из последних сил делал фашистам фаталити. Правда, мне тогда было шесть месяцев, и вопросы я не задавал, но все равно считаю беседы с дедушкой своими первыми шагами в журналистике. Именно тогда, уворачиваясь от очередной воображаемой гранаты, которую дедушка бросал в воображаемый танк, я осознал свое призвание.

Павлик в business casual

В одежде я весьма традиционен — всегда ношу пионерскую форму. По долгу профессии я мало сплю и много бегаю, а красный галстук и звездочка октябренка отлично подходят к моим красным глазам и угловатому лицу. К тому же, отечественные звезды при виде меня пускают скупую слезу по босоногому советскому детству и выкладывают мне всю свою подноготную. Так я, кстати, начал коллекционировать ногти и заусенцы наших звезд. Многие замечают, что мои руки всегда измазаны зеленкой. Близкий контакт с капризными звездами влечет за собой стрессы, ночные кошмары и энурез, а зеленый цвет успокаивает. Поэтому ночью, проснувшись после очередного кошмара, я закрываю глаза руками и мысленно переношусь в ромашковое поле. Это меня успокаивает, хотя пеленки все равно приходится менять. Некоторые члены редакции меня не замечают, а я этим нахально пользуюсь. Моя неприметная внешность

позволяет регулярно таскать бутерброды из сумки Семена Бывалого и пользоваться пилочкой для ногтей Елисея Милашко. Несколько раз мне даже удавалось разжалобить каменное сердце ГлаВреда и получить от него денег на благотворительность. Сначала я собирал деньги на помощь животным, ставшим жертвами сексуальных домогательств, потом — на строительство храма Леонида Космоликого, вот буквально вчера выпросил червонец на создание резервации для домашних тараканов.

Как и у всех остальных членов редакции, у меня нет журналистского образования. Зато есть много других — например, девять классов школы, два года диверсионно-подрывных учений, курсы скоростного хождения «по-большому» и ориентирования на местности по рекламным плакатам, а также кружок растления моделей и второй разряд по стрельбе из рогатки.

Мне доверили брать интервью у звезд, потому что я в редакции самый коммуникабельный, веселый и находчивый. Правда, ГлаВред как-то сболтнул, что я просто быстрее всех бегаю и меня не жалко, если что, но это он наверное так шутит. В порочащих связях с шоубизнесом был, но не замечен. Так выходит, что после интервью звезды считают меня своим другом, братом или даже рабом, и мое влияние в мире шоубизнеса постепенно растет. Иногда я сам себя продюсирую, а порой откровенно боюсь своего могущества (зловеще смеется). Побывав в лапах Мэрлина Мэнсона, Элтона Джона и Бориса Апреля, интервью я охотней всего беру в позе «бегун на старте» лицом в сторону выхода. Многие звезды воспринимают эту позу как намек — тем важней для меня постоянная готовность убежать. Между желанием меня побить или полюбить и

Павлик заканчивает интервью с Вилли Токаревым

возможностью сделать это лежат годы тренировок и десятки неудачных попыток.

Меня очень вдохновляет тот факт, что именно я в свое время победил в гонке сперматозоидов и первым достиг яйцеклетки. Каждое свидание с девушками я начинаю с сообщения этого факта. Как-то даже попробовал показать одной красотке этот процесс наглядно, но меня почему-то выгнали из ресторана.

Общение со звездами быстро надоедает — хочется взять интервью у кого-нибудь особенного, у человека, который действительно способен изменить мир к лучшему. Поэтому венцом своей карьеры буду считать интервью с Максудом, хозяином шаурмячной в центре Киева.

Походная укладка Анджелины

Очень люблю домашних животных. Но из-за постоянных разъездов завести зверушку не получается. Могу похвастаться разве что семейкой тараканов, делящих со мной комнату. Димка, Валюша — привет! Анатолий Петрович, мое почтение! В личной жизни у меня все хорошо — во всех поездках меня сопровождает надувная женщина Анджелина. За годы наших отношений я научился использовать ее не только по назначению, но и как надувной матрац, изоляционный коврик и средство для отпугивания диких животных. Мэнсон,

например, очень испугался. Главное — регулярно посещать СТО для своевременной вулканизации.

Не удивляйтесь, что на моем лице сейчас разлапистые усы и бакенбарды до плеч. Это я просто не вышел из образа после попытки получить от ГлаВреда денег на воспитание в девушках груди с размером не меньше третьего.

Если меня в редакции кто и замечает, то обязательно в компании Луи Регидрона. Открою тайну — мы на самом деле братья-близнецы, хоть и рождены в разных странах, в разное время и от разных матерей… да и непохожи вообще… но раз в тысячу лет такое бывает. Звучит странно, но пока Луи в это верит, я могу безбоязненно играть на его Playstation и пить из его чашки.

Добрые члены редакции зачем-то взвалили на меня ответственность за обучение камбоджийского мальчика русскому языку. Пока что успехи так себе. Глупый мальчонка освоил только фразы «Ядрьона восшь» и «Йокарьный бабай» — так он называет Клавдию Ивановну и ГлаВреда. Когда малец выучит имена других членов редакции, мы перейдем к изучению пионерских речевок. Камбоджийским мальчиком второго уровня он станет только после освоения зачетной фразы «Растуды твою в качель», но до этого ему еще учиться и учиться. В журнале «Боб» меня привлекают потрясающие возможности для

Как-то Павлику приснилось, что все члены редакции — камбоджийские мальчики

карьерного роста. Так, уже через пять лет я смогу всерьез рассчитывать на новую раскладушку возле батареи и отдельную полку в холодильнике. Со временем мне, может быть, разрешат хранить на ней еду.

Когда я не беру интервью, я мечтаю. В этом месяце я мечтаю о том, чтоб не взорвался адронный коллайдер, чтобы не таяли ледники и чтоб пирожки с ливером в ларьке за углом были свежими.

Когда меня привязывают к стулу, направляют в лицо стробоскоп и спрашивают, сколько в моих интервью лжи, а сколько — художественного вымысла, я немедленно обижаюсь, демонстративно заламываю глаза и закатываю локти, а потом наслаждаюсь чувством неловкости, которое все испытывают от этой моей выходки. На самом же деле все зависит от того, у кого я беру интервью — у лжеца или художника-выдумщика. А поскольку я временами являюсь и тем, и другим, сами оцените ценность этой статьи для журнала.

Из-за привычки обрывать разговор на самом интересном месте мне дали прозвище «Человек – мексиканский сериал». Поэтому открою вам тайну: один из членов редакции — моя бабушка. А кто именно — узнаете в следующем разговоре со мной. Правда подло?