Нечаянно увидев в первых двух
номерах журнала интервью с Ежакой и Елисеем (черт, мы скрывали их до
последнего!), в Луи Регидроне взыграла гордость и газы, и он потребовал
такого же интервью с собой. После недели показушной голодовки, череды
мхатовских истерик и разбитого о голову ГлаВреда чайного сервиза мсье
Регидрон получил таки высочайшее «Угу» Ежаки и приоткрыл кулисы своей
хаотичной личности. С младых ногтей меня использовали в лечебных целях.
Иногда на мне настаивали микстуры, порой рассасывали меня вместо
витаминок, но чаще всего прикладывали в качестве грелки. Наверное,
всему виной мое душевное тепло. Сначала мной лечились родители, потом
стали приходить соседи, родственники и соседи родственников. Имя мое
никто не помнил, а потому каждый называл меня как-то по-своему. Мне
сразу приглянулось сочетание «Луи Регидрон» — уже тогда оно показалось
мне весьма изысканным. Когда с детства вас прикладывают к грыжам
прокуренные дядьки, волей-неволей потянешься к прекрасному.
В школе я долгое время
старался не выделяться и быть как все. Но поскольку все включали в себя
и мальчиков, и девочек, и педколлектив, и даже школьного шута Егорку,
мне приходилось постоянно перевоплощаться. В результате уже к 10 годам
я знал все тайны девчачьего туалета, провел урок анатомии у
старшеклассников и выведал, из-за чего нормальные, хозяйственные мужики
становятся трудовиками.
Волнующее естество чебурека
О бурных годах отрочества я помню мало — уж слишком сильно тогда голова гудела от гормонов, а руки — от мозолей. Помню, что был крайне капризен в еде — демонстративно скармливал
местным бомжам сыр Бри, если он был подан без бургундского или
бордосского, показательно истерил при виде манной каши с комочками,
картинно впадал в кому от пенки в какао. Только сочный
чебурек мог привести меня в чувство. Сообразительные родители подарили
мне на 14 лет чебуречную с двумя татарами впридачу. Чебуреки заменяли
мне не
только еду, но и девушек, и не надо отпускать по этому поводу
сальные шуточки — да, я до 18 лет питался одними чебуреками, и что с
того?
В 18 лет я сходил в армию. Я зашел в местный военкомат
отлить, а очнулся уже в рядах вооруженных сил, лысый и возмущенный
отвратительной сервировкой в армейской столовой. При виде постного супа
я попытался было поразить сослуживцев умело срежиссированным приступом
эпилепсии, но быстро отгреб от старшины котелком по голове и резко
повзрослел. С тех пор очень ценю свою голову как источник житейской
мудрости и вместилище обширной гематомы (от удара старшины я так
полностью и не оправился). И эта голова советует салагам — ешьте что
дают и вшейте в голову титановую пластину, так, на всякий случай.
Долгое время я очень бережно относился к членам
редакции, пока, наконец, не познакомился с ними. Представляете, 20 лет
берег их от знакомства с собой, а тут отвлекся на минутку — и на тебе.
Теперь им приходится выслушивать мои умничанья и делить со мной ложе…
то есть, я хотел сказать ложку, да, ложку! У нас просто одна ложка в
редакции — да и та обувная.
Я без ума от животных.
Увидев в парке маленькую лошадку с испуганным ребенком на спине, я дико
захотел приручить бедное животное. Но злые родители почему-то не
захотели отдавать мне на воспитание рыдающее чадо, и мне пришлось
приручить пони. Я решил вырастить из хливкой лошадки нормального
полноразмерного коня, а потому многообещающе назвал его Феррастом. Еще
я хочу приручить Ежаку, но только вы ему не говорите — он страшно
сердится и смешно фыркает, когда я завожу разговор об оформлении
опекунства.
В душé я – неисправимый романтик.
Именно поэтому свою первую девушку я ласково называл «моя бескрайняя
чебуРечка», а в самом обычном наводнении вижу жаркие уста страстного
любовника, жаждущего утопить пылающее лоно своей избранницы в волнах
неземного удовольствия. Поэтичная я все-таки натура…
Ни для кого не секрет,
что я много чего достиг. Например, именно мне жители Мали обязаны
расцветом экономики — да-да, это я убедил их шить из кожи больных и
мертвых соотечественников отличные черные сумки и портмоне. А еще
как-то раз, набирая смску другу, я невзначай и без единой ошибки
переписал Конституцию Украины. Ходил потом в Раду, предлагал свой
вариант, а они почему-то не взяли, мол, у них такой уже есть. Глупо и
недальновидно — ведь мой вариант набран латиницей!
Я панически боюсь
бездействия, а потому постоянно что-то делаю. Вот прямо сейчас я
загадочно машу волшебной палочкой — а вдруг получится стать наконец
главным редактором «Боба»? Милашкус Диарреус! Ой, а куда побежал
Елисей? Пока что-то не очень получается с колдовством — вчера вот я
хотел избавить нашу уборщицу Клавдию Ивановну от накладных морщин, но
вместо этого нечаянно превратил ее в игуану. Похожа, не правда ли?
Такая же страшненькая, зато любит порядок и отлично готовит борщ с пампушками.
На лицо ужасная, добрая внутри...
Природная скромность не позволяет мне
разглагольствовать о своей гениальности, а вот мое раздутое эго вполне
не против лишний раз рисануться на публике. Итак… На прошлой неделе я
хвастался своей шапкой, до этого восторгался своими лодыжками, еще
раньше превозносил свои музыкальные способности… Ага, сейчас у меня
лингво-литературный период. Начнем, пожалуй… Я знаю так много
иностранных языков, что, справляя большую нужду, тужусь на
средневерхненемецком. Я изрек так много афоризмов и прочих глупостей,
что моему перу приписывают даже сентенцию «Все лохи, а я — самый», хотя
даже самый незаконнорожденный младенец знает, что это сказал Черчилль.
Я так тонко чувствую язык, что слово «*опа» читаю как «звездочкаопа».
Когда заскорузлый комбайнер просит на потеху колхозу употребить в одном
предложении слова «стохастический» и «эсхатологический», я в порыве
лингвистического экстаза покрываюсь испариной и начинаю икать. Да,
настолько я крут! Фууух! Где мой чебурек — мне надо успокоиться и снять
напряжение.
Спасибо, что подождали. Больше
всего на свете меня, кстати, раздражает, когда кто-то вот так настырно
ждет меня, всем своим видом изображая безграничный запас терпения и
понимания. Нечего кривляться, меня же час не было, могли бы и
понегодовать, как подобает приличному человеку.
«Глокая куздра
штеко болданула бокра и бокрячит бокренка...» — какой странный текст вы
мне подсунули. Судя по запредельному количеству ошибок, это новая
статья Елисея Милашко. Гнать бы такого вон из редакции, а не можем —
только он у нас разбирается в маникюре и SPA-салонах. Мы без него
совсем пропадем.
Мне нужна Нобелевская премия.
Я уже третий год надоедаю своим нытьем членам комитета, который ее
присуждает. Дайте премию! Ну пожалуйста! Плиииииз!.. Куда пошел? В
какую такую звездочкаопу? Уууу, зануды!
Мы с Джимом на прогулке
Джим Кэрри восхищается моим затылком. Он вообще-то не
так крут, этот Джим. Да, лицом он способен показать французскую
революцию, но затылок-то у него никакущий. А посмотрите, что я своим
вытворяю! (что-то вытворяет затылком) Говорят, что в знак почтения Джим
собирается подарить мне новенькую плетку из малийской кожи. Наконец-то
у меня появится отличный инструмент для самобичевания.
Мне осточертели друзья, которые беспричинно называют
меня снобом. Ну невдомек тебе, пролетарию, как правильно пить Luettje
Lage, не умеешь составить сырное плато, не почитаешь односолодовое —
так сиди молча, дождись, как наемся и жажду утолю, а потом и угощайся
объедками, чай не царских кровей, не подавишься!А они только и знают,
что руки распускать да в чулане запирать для успокоения, душегубы. Вот
и сегодня — ну подумаешь, дал Лоренцо ложкой по лбу за то, что вино не
так разливал, ну так ведь невелик
наука. Так нет же — сгреб в охапку и
в чулан. Откуда, казалось бы, в офисном центре на Харьковской чулану
взяться — ан нет, смастерили! Вот копаю теперь яму — подкоп делать
буду.
Если не выберусь, зовите меня Храброй Морковкой. Такое вот мое последнее желание…
